Однажды в Чикаго.
Шёл тысяча девятьсот двадцать девятый год. Чикаго балансировал на лезвии бритвы, затаив дыхание между двумя эпохами. «Сухой закон» ещё сжимал город в стальных тисках, наполняя его подпольными шинками и звоном контрабандного стекла, но уже слышался отдалённый гул надвигающейся тени Великой депрессии. Это был миг странного, зыбкого затишья, когда старый порядок трещал по швам, а новый ещё не явил своего лица. И в этой трещине между временами расцветала пышным, ядовитым цветом преступность.